Посмотрела на днях “Мешок без дна” Рустама Хамдамова и осталась под большим впечатлением.
Фильм - постмодернистская сказка по мотивам рассказа Рюноскэ Акутагавы “В чаще”. Как и в источнике, здесь один убитый, три свидетеля (включая самого убитого) и три версии произошедшего, только в антураже сказочной, васнецовско-билибинской Древней Руси.
Царевич и царевна в драгоценных одеждах, медленно плывущие через лес на коне в богатой сбруе. Белый огонь волос, вспыхивающий в тенистом ельнике. Разбойник на ветвях. Выпад, звон, остановившийся взгляд.
Перстни, перси, поцелуи.
Выбор, раскаяние, страдание, а всё вместе - причудливый сказочный детектив, рассказанный раздавленному горем человеку, чтобы отвлечь его от тяжёлых мыслей и бутылки.
На дворе конец XIX века, в Санкт-Петербурге обычная погода - все четыре времени года сразу, во дворце Великого князя сумрак, тишина и запустение. Великий князь скорбит по погибшей матери, находя утешение в вине и страшных историях. Любой, кто может рассказать ему о смерти, становится желанным гостем.
Гость уже здесь. В приёмном зале, на белом сугробе из покрытых саванами стульях терпеливо дожидается старуха-чтица - современная Шехерезада, пришедшая читать сказки человеку, который и так оторвался от реальности дальше некуда.
Во дворце её знают. Она часто делает предсказания и часто ошибается, что, однако, совершенно не подрывает её авторитета. Свои сказки она видит носом - бумажным клювом-цилиндром, который суёт за обои, портьеры и грань реальности.
Режиссер фильма Рустам Хамдамов сказал в одном интервью, что современный зритель очень зациклен на сюжете, ему нужна завязка, развитие, развязка, иначе неинтересно. Сюжет - привычный инструмент прозы, но “Мешок без дна” снят в редком сегодня жанре кинопоэзии, поэтому детали и метафоры здесь намного важнее общей фабулы. Из древнерусской чащи выходят безмолвные люди-грибы, головы которых похожи на шляпы японских крестьян. Царевна в лодке возносится в небо, не отрываясь от воды. Бутылка готова броситься с края каминной полки в Волгу. Гриб-ребёнок (грибёнок?) играет с жемчугами, не понимая и не желая понимать их ценности. Отшельник, благословляющий ночь, ведьма, говорящая устами мёртвого. Все эти маленькие стежки рассказывают о происходящем намного больше общего сюжета.
Визуальная часть отчаянно красива. Лучи света, пробиваясь сквозь листья, лижут босые ступни. Волосы горят белым солнцем, глаза - льдом. Грациозный силуэт старухи, бриллиантовый серп в волосах, скульптурные торсы в мундирах, вспененные чернила тончайшего плаща…
И, конечно, звук. Фильм полон шорохов, тревожных скрипов, постукиваний, которые то обрываются тишиной, то разражаются плачем виолончели или фортепианными церемониальными шествиями. По признанию Хамдамова, музыка в “Мешке” - один из самых дорогих элементов. При этом в фильме нет ни настоящего звука ветра, ни живого пения птиц - всё, что звучит в картине, полностью рукотворно.
От Светланы Немоляевой, играющей загадочную фрейлину-чтицу, невозможно оторвать взгляд. Хрупкая и лёгкая, она чёрным пёрышком плавает в густом воздухе дворцовых комнат, прислушиваясь и вздёргивая острый носик. Она - маг, неведомое существо, гость из другого мира, но речь её неожиданно уютна и бесхитростна. Великий князь (недавно ушедший из жизни Сергей Колтаков) внешне мягок, уступчив, но сквозь эту безвольную мягкость нет-нет да и блеснёт что-то грозное: это сильный мира сего, и он им остаётся, даже если он впал в депрессию и лежит в халате среди бутылок. Десятиголовая, говорит он о старухе-фрейлине, и это слово намертво влипает в сознание до конца действа. Что такое Десятиголовая? Что мы знаем о многоголовости? Змей о трех головах, лернейская гидра, гекатонхейры. И хрупкая фрейлина в чёрном, древняя и ослепительно молодая.
“Мешок без дна” - это не история, а пространство. Многомерное, туго переплетённое, с всевозможными “карманами” смыслов, которые выворачиваются в самых неожиданных местах. Фильм далёк от притчевости, поэтому простых и готовых ответов здесь нет, вместо них - удивительный набор разрозненных вещей и явлений, которые можно долго разглядывать и соединять как вздумается. В этом калейдоскопе цитат и аллюзий органично соседствуют “Стенька Разин” и Бунюэль, Акутагава и Чехов, “Утро в сосновом лесу” Шишкина и бутылки Моранди.
А всё вместе это сказка о хрупкости человеческой жизни, о бесконечности вариаций и о том, чему нет числа, о неотвратимости и навсегда утерянном прошлом. О навсегда потерянном рае и о том, от чего даже Десятиголовая не сможет сдержать слёз.
